Месть Темного Бога - Страница 32

Серегил остановился на пригорке, с которого были видны городские огни; они постепенно гасли — время было позднее; прямо перед беглецами раскинулись строения зажиточной фермы.

— То, что нам нужно, — сказал он. — В доме темно, а конюшня выглядит впечатляюще.

— Ты сделал хороший выбор. — Микам жизнерадостно потер руки. — Это хозяйство Даблвейна, и кони у него самые лучшие в округе. Ты занимайся лошадками, а мы с Алеком позаботимся о сбруе.

— Ладно, — согласился Серегил. — Алек, теперь ты получишь урок конокрадства.

Они свернули с дороги на утоптанную землю перед загоном, почти не оставив следов. Но как раз когда до ворот конюшни оставалось несколько шагов, из темноты вынырнули две ощетинившиеся овчарки.

Серегил спокойно повернулся к собакам, что-то тихо произнес и сделал левой рукой тот самый жест, который несколько дней назад укротил Свирепого — собаку слепого старика. Оба пса замерли на месте, потом подбежали к Серегилу и стали лизать его руки, виляя хвостами. Тот почесал им уши, что-то ласково приговаривая.

Микам покачал головой.

— Чего бы я только ни отдал за умение проделывать этот трюк. У Серегила талант, почти как у дризида. Должно быть, это от его…

— Пошли, у нас мало времени! — нетерпеливо перебил его Серегил, и Алеку показалось, что он одновременно сделал Микаму предостерегающий знак, хотя юноша и не разглядел его как следует.

Ставни на окнах под крышей конюшни были закрыты, и Серегил решил, что можно рискнуть работать при свете. Микам неохотно разломил свой светящийся камень пополам и отдал половинку Серегилу. При свете остающейся половинки они с Алеком скоро нашли кладовку, где хранилась упряжь, и начали выносить из нее седла и уздечки.

Одновременно из теплой пахучей темноты стойла появился Серегил в сопровождении прыгающих вокруг собак, ведя трех лошадей с лоснящимися шкурами.

Под снова начавшимся снегопадом Серегил, Микам и Алек отвели своих скакунов подальше от фермы. Когда Серегил решил, что там уже не услышат стука копыт, они вскочили в седла и галопом помчались напрямик через поля, надеясь, что свежевыпавший снег скроет их следы.

К рассвету они были уже далеко — пересекли открытую холмистую местность, отделявшую Вольд от Фолсвейнского леса, и добрались до Стока, но не стали въезжать в город, свернув на дорогу, идущую через лес.

Снег толстым слоем лежал на дороге и на ветвях деревьев. Небо было затянуто густой пеленой серых туч.

Алек ехал позади Серегила и Микама, о чем-то увлеченно разговаривавших. Глядя на их повернутые друг к другу лица, он размышлял о том, какой далекой кажется ему теперь его прошлая жизнь. Он и сам изменился — перестал быть тем простодушным охотником, каким был до встречи с Серегилом.

Он так погрузился в свои мысли, что не сразу осознал связь между резкой болью в левой ноге и стрелой, торчащей из бока его лошади как раз рядом со стременем. Конь взвизгнул, взвился на дыбы, сбросил Алека и помчался вперед по дороге.

Снег смягчил падение юноши. Ошарашенный, он ощупал ногу. Рана была ерундовой — просто царапина, — но неожиданность нападения на какой-то момент лишила его способности соображать. Только когда он приподнялся, чтобы убедиться в том, что с луком ничего не случилось, до него дошел смысл происходящего: как будто время остановилось, а потом возобновило свой бег, и он услышал сердитое пение стрел в воздухе

— Алек, ложись! — донесся до него откуда-то неподалеку голос Серегила.

Вцепившись в лук и колчан, Алек пополз на животе к ближайшей купе деревьев. Спрятавшись за толстым стволом он осторожно выглянул, с опозданием сообразив, что оказался по другую сторону дороги от Микама. Впереди, меньше чем в двухстах футах, выстроились четыре лучника, посылающих в его сторону дождь стрел. Еще несколько человек продирались между деревьями.

Лучники продолжали стрелять, и стрелы с гудением вонзались в деревья, за которыми прятался Алек, осыпая его срезанными ветками. Серегила нигде не было видно, и только третий след тянулся от дороги к деревьям — туда, где Алек заметил Микама. Оказавшись более или менее предоставлен самому себе, Алек сразу сообразил, что нужно делать.

Его сердце болезненно сжалось, когда он положил стрелу на тетиву и впервые в жизни прицелился в человека. Высокий лучник, стоящий на дороге, был прекрасной мишенью, но, как Алек ни старался, он не мог заставить свои руки не дрожать. В этот момент какая-то лошадь отчаянно заржала, Алек от неожиданности спустил тетиву, и стрела ушла вверх. Мерин, на котором ехал Микам, рухнул на колени прямо перед Алеком со стрелой в горле, и тут же вторая стрела вонзилась ему в грудь; животное застонало и забилось в предсмертных судорогах.

— Эти подонки знают, что делают, — без лошадей нам от них не уйти! — крикнул Алеку Микам. — Надеюсь, у тебя еще остались стрелы? Я тут ничего не могу сделать.

Достав еще одну стрелу, Алек оттянул тетиву до уха и попробовал еще раз.

— О Дална! — простонал он, когда его рука снова дрогнула. — Даруй мне прежнее умение!

«Проклятие, он не сможет!» — в панике подумал Микам, глядя, как ходит из стороны в сторону лук в руках Алека. Но прежде чем он смог придумать, как бы ему перебраться через дорогу и помочь пареньку, на него из-за деревьев напал головорез с мечом в руке. Поручив в душе Алека покровительству его богов, Микам повернулся, чтобы отразить атаку.

Микам имел привычку смотреть в глаза своему противнику во время боя; на этом покрытом шрамами смуглом лице не было страха. Их мечи, сталкиваясь, звенели в размеренном смертоносном ритме; каждый из сражающихся учитывал, какой ненадежной опорой является покрытая снегом земля, и старался спровоцировать другого на неверное движение. Неожиданно Микам заметил, как воин бросил быстрый взгляд налево. Он сразу отпрыгнул в сторону и обернулся ко второму, появившемуся сзади противнику, прежде чем тот успел замахнуться. Первый воин счел, что Микам потерял при этом равновесие, и сделал выпад; меч Микама тут же вонзился ему под ребра.