— вот так. Молодец. Теперь возьми ежа левой рукой, не сжимая его сильно, и поверни его, чтобы видеть ротовое отверстие. Теперь расколи панцирь одним резким ударом ножа, удали кончиком отходы и ложкой зачерпни икру. Пустую скорлупу оставь на тарелке. Никогда не разговаривай с набитым ртом; если кто-то обратится к тебе в этот момент, прижми пальцы к губам и проглоти еду, прежде чем ответить.
Алек исколол пальцы о колючки ежей, прежде чем освоил искусство их открывать, а безымянные пальцы и мизинцы у него затекли от постоянного усилия держать их согнутыми Икра, когда ему наконец удалось извлечь несколько ломтиков, показалась неприятно вязкой; ее сладковато-соленый вкус вызвал у него отвращение. Только большое количество светлого, отдающего запахом дуба вина помогло ему осилить двух ежей, прежде чем его желудок взбунтовался.
— Какая гадость! — Скривившись, он отодвинул тарелку. — В лесу под гнилушками и то более вкусные личинки.
— Тебе не понравилось? — Серегил ловко управился с четвертым ежом. — Придется нам заняться воспитанием твоего вкуса. В Римини все дары моря считаются деликатесом. Может быть, тебе больше по вкусу придется следующее блюдо. — Он кивнул Силле. — Ты когда— нибудь пробовал осьминога?
Шли недели, и Серегил все больше огорчался отсутствием успехов у Алека в фехтовании. Наконец примерно через месяц после их прибытия в «Петух» он не выдержал.
— Не поворачивайся ко мне левым боком! — в пятый раз за полчаса сделал Серегил замечание Алеку, тыча в его плечо деревянным мечом. — Если ты, отразив удар, делаешь шаг вперед, твоему противнику предоставляется двойное преимущество. Ему только и нужно, что сделать так… — Серегил ловко отвел клинок Алека в сторону и притворился, что наносит ему рубящий удар в живот.
— И все — можешь собирать свои вывалившиеся кишки!
Алек молча занял оборонительную позицию, но Серегил видел, каким напряженным было его тело. Парень неуклюже отразил следующий выпад, потом снова подставил противнику левое плечо, пытаясь контратаковать.
Серегил не смог сдержаться: отбив клинок Алека, он резко ударил того по шее.
— Ты снова убит.
— Прости, — пробормотал Алек, вытирая пот.
Серегил выругался про себя. Впервые за все время их знакомства он видел Алека признающим свое поражение. Сдерживая собственное раздражение, он снова повторил прием.
— Просто ты все еще не почувствовал себя фехтовальщиком. Попробуй принять такую позу, как будто ты натягиваешь лук.
— Лук держишь левой рукой, а натягиваешь правой, — поправил его Алек. — Значит, ты поворачиваешься левым боком вперед.
— Да, действительно. Ну, будем надеяться, что фехтовальщиком ты окажешься лучшим, чем я лучником. Давай попробуем еще раз.
Алеку удалось отразить удар сверху, но он тут же снова неуклюже повернулся к Серегилу всем телом. Деревянное острие так сильно ударило его в горло, что появилось даже несколько капель крови.
— Клянусь всеми… — Серегил переломил через колено деревянный меч, отшвырнул обломки и стал обследовать порез на шее юноши.
— Прости, — повторил Алек, напрягаясь под пальцами друга. — Я снова повернулся.
— Я на тебя не сержусь. А что касается этого, — Серегил показал на обломки, — — надо же было переломить невезение. «Да будет проклят клинок, пьющий кровь друга». Давай-ка посмотрим, сильно ли тебе досталось.
Алек стянул с себя пропитанную потом рубаху. Серегил осмотрел синяки, темневшие на груди, плечах и руках.
— Так я и думал. Пальцы Иллиора! Что-то мы делаем не так. Ты ведь всему остальному учишься так быстро!
— Не знаю, — вздохнул Алек, падая в кресло. — Похоже, я просто безнадежен как фехтовальщик.
— Не говори так, — остановил его Серегил. — Иди омойся, а я пока принесу обед. У меня есть мысль, как тебе помочь.
Серегил вернулся с блюдом каких-то жареных птичек, фаршированных сыром, специями и изумительно пахнущими грибами.
— Освободи-ка место, — пропыхтел он, ставя тяжелый поднос на краешек стола.
— Благодарение Создателю, сегодня кормят чем-то, что живет на твердой земле! — с хищным блеском в глазах воскликнул Алек, сдвигая в сторону книги и свитки пергамента; накануне Триис подала на ужин какую-то разновидность моллюсков, и парень отправился спать голодным.
Алек надел чистую рубашку, пока Серегил ходил на кухню, но не побеспокоился ни заправить ее, ни застегнуть, и теперь полы развевались вокруг него, когда он поспешно доставал с полки кружки. Светлые волосы юноши, теперь аккуратно подстриженные, засияли золотом, когда на него упал из окна солнечный луч.
Серегил поймал себя на том, что во все глаза смотрит на Алека, и поспешно перевел взгляд на блюдо с жарким.
— Надеюсь, меня сейчас не ждет еще один урок хороших манер? — с подозрением спросил Алек, глядя на обилие предметов сервировки на подносе и протягивая руку за птичкой.
Серегил шлепнул его по пальцам ложкой:
— Ждет. Смотри, как надо.
— И почему это любую еду в Скале нужно есть с таким трудом? — простонал Алек, наблюдая за сложным процессом разделки крошечной птички при помощи ножа и вилки.
— Признаюсь, я велел Триис готовить нам блюда, которые труднее всего есть, но, если ты освоишь это, остальное будет просто, — заверил его Серегил, усмехаясь. — Не следует недооценивать важность хороших манер. Вот, скажем, ты являешься в дом какого-нибудь аристократа, выдавая себя за сына его старого боевого товарища. Ты выучил все о битвах, в которых они вместе участвовали, знаешь, как звали всех генералов, ты говоришь с нужным акцентом и одет как подобает. Но в тот момент, когда ты потянешься к общему блюду раньше более знатных гостей или начнешь есть угря ножом, ты окажешься под подозрением. Или представь, что ты изображаешь из себя матроса в каком-нибудь кабаке в Нижнем городе. Если ты по ошибке велишь принести себе вина, бутылка которого стоит больше, чем матрос получает в месяц, или начнешь есть, изящно согнув безымянный палец и мизинец, то весьма вероятно, что очень вскоре будешь плавать у пристани с ножом в спине.