Месть Темного Бога - Страница 122


К оглавлению

122

Лицо Идрилейн потемнело, когда она сравнила два письма.

— Не понимаю. Если эти письма поддельные, то это произведения искусства. Кто станет тратить столько усилий, чтобы дискредитировать человека, имеющего так мало веса? Прости резкость старой вояке, Нисандер, но, помимо дружбы с тобой и с моими детьми, чем может похвастаться Серегил — изгнанный из родных мест потомок благородного рода с задатками торговца? При моем дворе он не играет никакой роли, не обладает влиянием.

— Верно. Единственная его отличительная черта — это дальнее родство с тобой да еще, может быть, близость ко мне. Кому, кроме леранцев, это могло бы пригодиться?

— Леранцев! — презрительно фыркнула Идрилейн. — Кучка ограниченных болтунов, бормочущих угрозы, которым даже их прадеды уже не верили! Клянусь Четверкой, Нисандер, леранцы всего лишь политическое пугало еще со времен Элани Прекрасной.

— Так обычно думают, госпожа. Но ты должна помнить, что я еще мальчиком был на свадьбе твоей предшественницы и тезки, Идрилейн Первой, когда она сочеталась браком с ауренфэйе Коррутом. С тех пор сменилось семь поколений, и кто, кроме старых колдунов, помнит вопли гнева, раздававшиеся вокруг храма во время церемонии? Но должен тебе сказать, моя царица, что сейчас я слышу их так же отчетливо, как и тогда. «Скалой должен править скаланец», — кричала толпа, когда царская кавалерия мечами расчищала путь кортежу. И не только чернь восставала, аристократы тоже — они считали, что их власть узурпирована чужеземцем. Это были те же вельможи, что поддерживали царицу Леру во время ее жестокого правления. Я видел, как протестовал народ, когда после ее смерти на трон взошла ее сестра Корруте стера.

— И все же Коррутестера царствовала, не свергнутая никакой революцией, и ее потомки после нее — тоже.

— Не забудь, две царицы — ее потомки — умерли при сомнительных обстоятельствах.

— Это просто слухи! Элани умерла во время эпидемии чумы, а Клиа была отравлена пленимарскими наймитами.

— Так решили историки, моя царица. Однако в те времена говорили иное.

— Но в обоих случаях ничего доказано не было. А без доказательств это все — дым на ветру, — упрямо возразила Идрилейн. — Вернемся к Серегилу. Может быть, и было бы в интересах леранцев доставить мне неприятности через него. Сакор мне свидетель, я не могу допустить раскола в моем народе, когда нам угрожает война. И ты же понимаешь, что, показав мне это второе письмо, ты удваиваешь серьезность обвинений против Серегила, если только не сможешь доказать, что письма поддельные.

— Понимаю, — ответил Нисандер. — И я передал его тебе как доказательство моей веры в твою справедливость:

теперь я должен или доказать его невиновность, или увидеть человека, которого я люблю как сына, в руках палача. Он арестован. Слух об этом распространится, как того и желают леранцы. Все, о чем я прошу тебя, — это дать мне время, чтобы найти доказательства невиновности Серегила. Идрилейн сцепила руки и оперлась на них лбом.

— Я не могу себе позволить промедление. Бариен займется этим делом лично.

— Потому что его преданность тебе не запятнана привязанностью к Серегилу?

— Именно.

Нисандер поколебался, потом нагнулся через стол и взял ее руки в свои:

— Дай мне два дня, Идрилейн, умоляю тебя. Говори Бариену что хочешь, но дай мне время спасти человека, который более верен и ценен для тебя, чем ты думаешь.

На лице Идрилейн появилось выражение изумления, когда она поняла, что он хочет сказать.

— Серегил — наблюдатель? О Сакор и его пламя, как я могла быть так слепа!

— Он мастер своего дела, моя дорогая, — печально ответил Нисандер. — Что бы я ни стремился сделать из него, Иллиор определил ему собственный путь. С твоего разрешения я не скажу тебе ничего больше — кроме того, что я с радостью поручусь честью в его преданности Скале и тебе.

Идрилейн с сомнением покачала головой:

— Надеюсь, тебе никогда не придется пожалеть об этих словах, мой друг. Ведь он однажды совершил предательство — мы оба знаем это. То, что ты мне только что сказал, может оказаться палкой о двух концах.

— И все равно я не отрекусь от Серегила.

— Что ж, хорошо. Два дня. Но большей отсрочки ты не получишь, и твои доказательства должны быть неопровержимы. Думаю, мне не нужно предупреждать тебя, что вмешательство в дела закона с твоей стороны было бы неразумно? Нисандер встал и низко поклонился. — Я это прекрасно понимаю, моя госпожа.

Прибыв в «Петух», Нисандер не стал скрывать от остальных своей озабоченности.

— Все так, как мы и боялись, — сказал он им. — Наместнику было доставлено второе поддельное письмо — датированное шестым днем эразина. Ирония судьбы — как я понимаю, заговорщики использовали то настоящее письмо, которое Серегил вручил Гемелле, чтобы подстроить ловушку фальсификатору.

— Шестой день эразина? — Алек принялся отсчитывать дни. — Мы тогда еще только встретились и путешествовали через холмы.

— Кровь и ад! — воскликнул Микам. — То ли эти подонки знают, чем занимается Серегил, то ли случайно попали в яблочко. Они устроили так, что Серегил должен придумать какую-то ложь или раскрыть себя, а это само по себе может означать для него смертный приговор.

— Я мог бы заявить, что он в это время был в Айвиуэлле, — предложил Алек. — Мы уже использовали историю о том, что я приехал с ним в Римини оттуда. Он всем гостям рассказывал…

— Боюсь, так не годится, — ответил Нисандер. — Эта версия достаточно правдоподобна для знакомых, но не выдержит проверки царскими дознавателями. Самое малое, что они могут сделать, — это послать за подтверждением в Майсену. А когда свидетелей не найдется, ты окажешься в таком же опасном положении, что и Серегил. К тому же у нас мало времени. Идрилейн дала нам всего два дня. Пожалуй, нам ничего не остается, как следовать плану Серегила насчет улицы Задней Ноги.

122